Иван Сабило - Крупным планом, 2006[роман-дневник]

Но я беречь себя не собирался. Тем более что спортивный успех — вот он, рядом, и мне только девятнадцать лет. А литература — там, за облаками. И Пегас мой ещё не валялся… Однако сама случайность приостановила мои занятия боксом. В схватке в саду Александро-Невской лавры с бандитами, грабившими по вечерам людей, меня ранили — удар ножом пришёлся в тыльную сторону кисти правой руки. Двоих бандитов из пяти нам, троим боксёрам техникума физкультуры, удалось задержать и сдать в милицию. Но травма руки почти на год лишила меня возможности тренироваться. Был сбит темп. Я всё большее значение придавал стихам. И всё чаще вспоминал совет Юрия Владимировича…

Сейчас я увидел его за судейским столиком — в ослепительно белой рубашке с чёрным бантиком-регатом и в белых брюках. Поздоровались. Он полез в портфель и достал красивое тёмно-красное удостоверение с золотыми буквами «Ветеран бокса». Протянул мне:

— Держи, мастер! Успеха тебе во всём задуманном!

Я поблагодарил и вручил ему свою только что вышедшую книгу «Война была долгой». Он покачал её в руке, будто взвешивая, и вздохнул:

— Когда-то я был прав, что посоветовал мальчику Ване беречь голову!

Сегодня первый день соревнований. Я посмотрел несколько боёв и поехал домой. После писательского собрания, как после тяжёлого боя на ринге, у меня всегда болит голова.

21 апреля. День рождения Ивглафа Ивановича Сигова — профессора, доктора экономических наук, бывшего директора Института социально-экономических проблем. (Ивглаф — от имён отца и матери — Иван и Глафира). В начале перестройки я приглашал учёных и творческую интеллигенцию Ленинграда в Дом писателя для разговоров о стране, жизнь в которой покатилась под уклон. Участниками наших собраний были Глеб Горышин, Иван Виноградов, Михаил Аникушин, Алексей Воронцов, Ивглаф Сигов, Президент Русского географического общества Сергей Лавров… Мы понимали, что наиболее зрелая, разумная часть общества против ломки существующего строя, предлагали способы преобразования, преображения советской действительности. Однако ведущаяся высшим руководством страны во главе с М. Горбачёвым политика сделала страну неуправляемой. Власть, как говорится, валялась под ногами, и её подхватили те, кто будет не властвовать, а глумиться над властью.

В одном из наших с Сиговым разговоров я сказал, что моя дочка Оля учится на экономическом факультете университета. Он поинтересовался, как у неё дела с учёбой, и я ответил, что вполне успешные. — «Пусть не останавливается на дипломе, — посоветовал он. — Пусть поступает в аспирантуру».

Я сказал, что сейчас, когда в нашем обществе резко упал интерес молодёжи к получению образования, трудно настроить кого-либо на продолжение учёбы. Но Ивглаф Иванович возразил: «Это временно, это в ряду диверсий против нашей страны. Понизить уровень просвещения — значит понизить уровень культуры. А это прямой путь к распаду».

Дома сказал об аспирантуре дочке. «Па, сколько можно учиться?! — возмутилась она. — Ты хотел, чтобы я училась в университете — я учусь. И хватит. Я знаю, аспирантура не мне нужна, а тебе!» — «Да, — сказал я, — у меня аспирантуры не случилось, и я бы хотел, чтобы она была у тебя».

День рождения Ивглафа Ивановича мы отметили в кафе недалеко от Сенной площади. Поздравляя его, я сказал, что, по гороскопу, мы с ним между овном и тельцом, а значит, пограничники. Нам негоже пропускать врагов в наше Отечество. На что Ивглаф Иванович усмехнулся: «Самые опасные враги уже здесь, уже действуют».

22 апреля. Мой день рождения, мне 65! Отметили его в писательской организации. Чтобы обойтись без велеречивости, я сразу сказал, что главным событием моей жизни стало недавнее обретение мною почётного звания ДЕД! Потому как эту награду я получил не от правительства, а от самой Жизни!

Пили за внучек и внуков, дочек и сыновей, отцов и матерей, а также за бабушек и дедов.

Потом я спел песенку про милку Анну, которая в канун моего прошлого дня рождения явилась мне во сне. Кажется, мало кто поверил, посчитав это шуткой.

Поздно вечером отправился к внучке. В поезде думал о том, что в детстве я не был маленьким, а был большим, как никогда потом, когда возмужал и перешёл во взрослую жизнь. В детстве, видя ласточку, я мог быть ласточкой, видя паровоз, мог быть паровозом, видя реку, мог быть рекой. Потому что я их всех понимал по-своему. И ещё думал о внучке и волновался, как перед свиданием с любимой.

23 апреля. Москва. Вот и Мария. Послезавтра ей исполнится два месяца. Увидела меня и нахмурилась — что за чудище бородатое? Глазами поискала маму или бабушку, не нашла и внимательнее вгляделась в деда. Вздохнула, но плакать не стала… Как написал поэт Лев Мочалов: «Моя! Пока ещё совсем моя!..»

Дочка выглядит уставшей и слегка растерянной. Почти не разговаривает, только улыбается. Кажется, пока не осознаёт, что стала мамой. Саша смотрится молодцом. Умный, готовый тут же включиться в разговор и в работу, держится весело и непринуждённо. Галина, как всегда, уравновешенна и спокойна. Хорошо, что у Марии есть бабушка. Все они — моя семья, которая живёт вдали от меня. И требует, чтобы я завершал работу в писательской организации и переезжал к ним.

27 апреля. Петербург. Дом на улице Садовой, 61. Здесь была квартира Елизаветы Алексеевны Арсеньевой — бабушки Михаила Юрьевича Лермонтова. Здесь он написал своё знаменитое стихотворение «Смерть поэта». Состояние Дома и квартиры — хуже не бывает. В квартире — деревянные столбы-подпорки, чтобы не рухнули потолки. Здесь каким-то образом всё ещё проживают люди, в том числе дети. Много лет судьбой дома занимается наша «поэтка» Зоя Степановна Бобкова. Куда она только ни обращалась, кому только ни писала писем — как об стену горох. Вот и сейчас мы пришли сюда, чтобы лишний раз убедиться в крайне бедственном и разорённом состоянии дома, связанного с именем Лермонтова. И написать городским властям новое письмо. А пока что поэты Борис Орлов, Зоя Бобкова, Ирэна Сергеева, Марина Марьян читают свои стихи…

1 мая. Праздник. К нам вернулась трава, берёзы обрядились в нежно-зелёные серёжки, а я один. И пусто, и тревожно за моих москвичей — как они там, всё ли ладно? Хорошо, что есть дело: вношу последнюю правку в рукопись романа «До выстрела». Теперь, когда книга написана, сам удивляюсь, откуда что взялось. При той скудости материала, который я имел, было совсем непросто создать цельное повествование о трагической жизни семьи русского морского офицера. Да ещё когда по просьбе главы семьи Степана Васильевича пришлось заменить самоубийство его жены — матери двух сыновей — смертью от «головной боли». Вдовство Степана Васильевича, сиротство детей носят случайный характер, потому что изначально заложенный судьбой трагизм семьи получил несоответствующую ему тональность. Но, кажется, в какой-то степени удалось выразить главное — время и характер становления в России капитализма, его звериный оскал. Смерть братьев Червонюков — лишь капля в море других смертей «новой, рыночной эпохи».